Все знают его под позывным «Струна» — Владислав Головин ответил на вопросы общественной организации «Контингент».
Справка: Головин Владислав Николаевич – в 2020 году закончил Рязанское гвардейское высшее воздушно-десантное ордена Суворова дважды Краснознаменное командное училище имени генерала армии В.Ф. Маргелова. После выпуска продолжил службу в должности командира десантно-штурмового взвода 382-го отдельного батальона 810-й отдельной гвардейской бригады морской пехоты береговых войск Черноморского флота
Расскажите о том, как проходила подготовка непосредственно перед началом СВО?
– В штатном режиме она шла, потому что до момента объявления Верховным главнокомандующим о проведения специальной военной операции никто и не подозревал, что она начнется. Поэтому подготовка была обычной – плановой. После перевода техники на зимний период, уже начались занятия по программе обучения: одиночная подготовка военнослужащих, дальше слаживание в составе отделения, взвода, роты, проводились также комплексные учения. После этого начались манёвры войск. Помимо нас там действовали другие подразделения, у них так же шли плановые перемещения, я так полагаю, чтобы не вскрыть замысел, чтобы противник меньше понимал наш замысел. Шла плановая подготовка относительно родов войск. Наши подразделения отрабатывали захват побережья и удержание побережья, что является спецификой применения подразделений морской пехоты и эти действия мы отрабатываем на каждых учениях.
Справка: В ходе специальной военной операции по защите мирного населения Донбасса морские пехотинцы героически сражались на мариупольском направлении. Командир десантно-штурмового взвода с позывным «Струна», чьё имя и фамилия были долгое время неизвестны, проявил героизм и отвагу в боях при освобождении города Мариуполя.
С какого момента вы на передовой, как складывались первые дни СВО?
Задачу мы получили 24 февраля 2022 года. В первые часы, после получения задачи мы получили боеприпасы, снаряжение и так далее. На территорию подконтрольную киевским властям зашли ближе к исходу первого дня и непосредственно двигались в сторону Мелитополя. Конкретных каких-то боестолкновений в первые дни у наших подразделений не было. У кого была возможность старались где-то новости прочитать, узнать, что об этом говорят в СМИ и как к этому отнеслась общественность. На маршруте выдвижения, выполняли частные задачи, которые перед нами ставились.
Понимание того, что происходит было не у всех. Это было естественно, мы оказались в новом для нас положении. Сказывалась нехватка опыта. Если кто-то еще принимал участие в 2014 году в Крыму, то думал, что будет так же. Что касается меня, я выслушивал мнение опытных военнослужащих, но понимал, что это не будет так же. Я понимал, что достаточно серьезное огневое поражение уже нанесли по инфраструктуре государства. Из этого следует что надеется на легкую прогулку не стоит. Просто войти и обняться с товарищами не получится.
Сопротивление нам начали оказывать, где-то при подходе к их переднему краю обороны. На определенных рубежах они начали наносить по нам огневое поражение артиллерией. Но это сильного урона нам не нанесло. В городе Мелитополе, близлежащем по нашему направлению, население мирно относилось к нам, но опять же, везде есть негодяи, которые настроены против нас, это тоже добавляло нам задач. Бдительность день и ночь была повышенной.
Справка: В первом же бою в ходе спецоперации молодой офицер заслужил уважение сослуживцев. Тогда подразделения спецназа и морской пехоты закрепились в здании, которое яростно обстреливал противник. Покинуть здание никакой возможности не было, появились первые раненые, а оборону нужно держать… Вскоре не раненых офицеров практически не осталось. Командир роты, понимая, что не может больше в полной мере командовать подразделением, сигналом передал управление Владиславу. «Струна» быстро завоевал авторитет среди боевых товарищей. Четверо суток они держались до подхода эвакуационной группы, не позволив врагу приблизиться к зданию.
Расскажите про первый бой. Какие мысли были во время боя? Как вели себя бойцы с вашего взвода?
– Смотря что считать за первый бой. Если первое огневое поражение по нашим подразделениям артиллерией считать за бой, то непонятно ничего было еще. Если же считать за бой ту задачу, которую сейчас сравнивают с домом Павлова, то когда мы зашли в центр города беспрепятственно и оказались в окружении.
По обстрелу артиллерией, могу сказать, что большинство на тот момент не понимали, что происходит и где они оказались, потому что сущность человека такая пока он на своей шкуре не почувствует, он не поймет и бесполезно что-то объяснять. Были те кто быстро сориентировался в обстановке и адаптировался к условиям, мог кому-то что-то подсказать, как действовать. Кто-то до момента своего ранения не мог объективно оценить обстановку, что он делает, где он находится. Были сложности такие. К сожалению, были у нас погибшие, не в нашем подразделении, опять же, а в другой роте морской пехоты. Соответственно, волнение, может быть, где-то ясность небольшая появилась, что всё-таки мы уже не просто так катаемся по полям и лесам, населённым пунктам. То есть с появлением первых раненых, небольшое осознание начало приходить. Соответственно, аккуратнее стали двигаться, но всё равно ошибки допускались и в наших подразделениях тоже. Ещё раз, отмечу что опыт ведения боевых действий мало у кого был, поэтому действовали неуверенно. Да и информации мало было, поэтому сложно было ориентироваться.
Вот именно первый бой, первый непосредственный огневой контакт с противником, был для нас показательным. Мы увидели, как противник себя ведет, как мы можем ему ответить, как себя нужно вести и так далее. Оценить поведение бойцов в такой ситуации сложно, сказать, что все прям знали свой маневр и конкретно действовали на все сто, нельзя. Определённый мандраж присутствовал, сказывалось волнение. Страхом это не назовёшь, потому, что когда у человека в глазах страх, он не контролирует особо своих действий. А тут было видно, что ребята были сосредоточены на своих действиях, внимательно слушали команды. Командиры, в свою очередь, решения принимали. Никто не был уверен на сто процентов, и не был застрахован от последствий. Поэтому общим решением принимались какие-то меры, либо по эвакуации, либо по противоборству, так скажем. Многому он научил этот первый бой, на многое открыл глаза, общение с мирным населением. В том доме, где мы находились, также было мирное население. На многие вопросы они нам ответили, и для нас картина выстраиваться стала по-другому. Главные жизненные уроки мы для себя сделали. Я для себя понял насколько важна ответственность перед людьми, перед старшим начальником, что задачу необходимо выполнить и людей сберечь и местному населению не навредить, а где-то и помочь. Поняли, что противника нельзя недооценивать. Лучше даже посчитать что ты где-то мог не досмотреть, проверить еще раз и еще раз правильно оценить обстановку. И конечно же когда есть возможность применить технические средства, лучше сделать это. Потеря техники не так страшна как потерянная человеческая жизнь.
Как шла подготовка к штурмовым действиям? Как настраивали свой личный состав перед штурмом?
– В наших подразделениях, и в тех подразделениях с которыми я взаимодействовал, была налажена определенная ротация, люди знали кто штурмует, кто в поддержке, кто отдыхает. Поэтому, спустя, первую неделю уже все свои манёвры знали. Если они на сутках на выполнении задачи, они понимали, что у них будет время отдохнуть, поэтому в этот день они полностью себя отдавали работе, выполнению задачи. Перед боевым выходом, как это было принято, в ночь, командирам уточняли задачи. Соответственно, в дальнейшем командир принимал решение взаимодействовать с людьми или нет, или только с младшими командирами. Я со всей штурмовой группой, которая на следующий день выходила на задачу, всегда в полном объеме раскрывал эту задачу: определялись необходимыми средства, которые нам понадобятся при выполнении задачи, определяли для каждого место в боевом порядке, сигналы управления и так далее. Налаживали взаимодействие с подразделениями огневой поддержки, эвакуационной группой. Делали расчет сколько необходимо единиц боевой техники для выполнения задачи. Это были рабочие моменты. Я считаю, что главной мотивацией для личного состава было то, что командир был рядом, а для меня то что мои бойцы поддерживали меня, выполняли все поставленные задачи, а иногда помогали советами. Все равно были моменты, когда необходимо было, как и любому другому человеку, своевременно отдохнуть. Сложно было в этот момент отправлять своих людей на задачу без себя. Настрой у ребят был боевой они видели меня, я находился всегда с ними поэтому так и работали.
Справка: В боях за Мариуполь морпехи убедились, что им противостоят подготовленные подразделения, личный состав которых не гнушается ничем для достижения своей цели. В укрепрайоны боевики нацистского «Азова» (Террористическая организация запрещенная в РФ) превратили тогда многие дома в Мариуполе, фактически выгоняя семьи из квартир. И наши морпехи, продвигаясь вперёд к заводу «Азовсталь» для блокирования засевшего там противника, попутно старались вывести в более безопасные места мирных жителей из подвалов.
Какова была тактика противника, что отличало их действия от действий наших подразделений?
– Всё просто, они в обороне, мы в наступлении. Основное отличие. Тактики конкретной никакой у них не было. Если чувствуют, что подпекает, и мы подходим к зданию, они его оставляют. Некоторые здания они готовили конкретно для нашего прихода, для засады, та же гостиница, например, или еще пару жилых зданий, но это здания, которые имели второй выход, эвакуационный выход. Пути отхода заранее подготовлены были. В городе, они старались использовать двор, могли запустить свободно на территорию двора, и ты уже оказываешься в кольце, а они в свою очередь наносят огневое поражение со всех направлений. Какой-то специфической тактики у них не было.
В полях я не так много с ними сталкивался, поэтому конкретики в их тактики не увидел. Небо контролируется, дроны летают, сбросы используются, кто вскрыл свое местоположение, того артиллерия и накроет, кто скрытно передвигается, использует средства маскировки, у того больше шансов остаться незамеченным и выжить.
Как проходило взаимодействие с подразделениями огневой поддержки, какие средства использовали, какие в подразделении средства наблюдения были, что особенно помогало в бою?
– Артиллерией и танкистами больше руководили старшие начальники – от командира батальона и выше. Когда для конкретной задачи придавался танк, то связь я поддерживал непосредственно с экипажем, чтобы корректировать его огонь. Артиллерию я мог запросить, если была возможность ее работы, у старшего начальника, а он по переданным координатам наносил поражение. А так, с танкистами работали, с экипажами. Ставилась непосредственно на местности задача, объяснялось, что необходимо, сколько снарядов использовать, и так далее. Потом через радиосвязь, велась корректировка огня. Поэтому тут все просто. Наше вооружение, ничего особенного, все штатное: автоматы, гранатометы, одноразовые гранатометы типа РШГ, РПО, огнеметы. БТР-82 в городе себя очень хорошо показали. У пушки, скорострельность достаточно высокая, подавить точку противника, очень легко, дальность позволяла работать с дальней дистанции и оставаться незамеченными. Есть опасность, поражения гранатомётами, потому что легкобронированная техника, но манёвренность, в принципе, позволяла в необходимый момент быстро сменить огневую позицию. Средства наблюдения обычные ночники, на тот момент, дронов с ночниками и тепловизоров у нас не было. Но как правило в ночное время масштабных действий не ведется, больше либо на рассвете, либо днем. Поэтому для наблюдения хватало средств типа дронов. Что-то было от гуманитарной помощи, Андрюха Филатов, (корреспондент который с нами передвигался) помогал нам в этом плане. Сейчас уже нет с техническими средствами проблем, и у нас имеются глаза в небе постоянно, и у них имеются глаза в небе, кто кого пересмотрит. Помогало то, что небо контролировалось, когда сверху видно все корректировать работу подразделений проще. Со временем адаптировались, научились определять направление прилетов артиллерии, различать тип вооружения из которого ведется огонь, время подлета вычислять, благодаря этому могли вовремя занять укрытие, тем самым сохранить свои жизни.
Как проходило восстановление?
– Проходило всё благополучно и успешно. Определённый период пытались залечить раны и спасти то, что имелось, но что-то не получилось. Заражение пошло, видимо, омертвление ткани или там еще что-то. Поэтому пришлось, провести реампутацию. Когда провели реампутацию, стало намного проще, потому что меня уже никто не мучил мазями и лечением. Просто зашили рану, намного проще стало. Главное не зажиматься в себе. Понятно что вовлеченность со стороны семьи, друзей была, в плане поддержки. Особо унывать некогда было, тем более когда рядом лежит твой раненый товарищ, и его тоже надо поддержать. Поэтому спокойно адаптировались к тому, что произошло, просто приняли за реальность и всё. Стал дальше жить, дальше планы строить. Процедуры проходил, культурно – досуговые мероприятия посещал, ездили с друзьями и родственниками за город, в общем настраивал себя на обычную жизнь.
Расскажите о своей деятельности на данный момент, какие проекты хотелось бы реализовать в будущем?
– На данный момент продолжаю службу в вооруженных силах. С 2023 года – старший преподаватель кафедры военно-политической работы в войсках в РДВВКУ. А также, назначен председателем Рязанской областной общественной организации ветеранов СВО. То есть ассоциация ветеранов СВО, если на федеральном уровне рассматривать. Понимаем необходимость поддержки военнослужащих, кто вернулся с СВО. Занимаемся, увековечением памяти погибших, поддержкой семей ветеранов спецоперации. То есть реализуем проекты, в зависимости от того, кто нуждается в поддержке. Различные мысли есть и вовлечение в общественную жизнь после боевых действий. Потому что понимаю что нужно. И ветераны предыдущих локальных войн тоже оказывают помощь, советуют. Сейчас идет полномасштабная поддержка СВО поэтому с реализацией проектов направленных в поддержку участников СВО проблем не возникает.
Какие слова напутствия вы хотели бы сказать молодым офицерам?
– Что им сказать? Их пять лет обучают и готовят к выполнению тех задач, которые перед ними будут ставиться. Все очень просто. Думать своей головой, получив задачу, еще раз переосмыслить ее. Если сомневаетесь в принятии решений, ни стесняться, ни бояться конкретных уточнений, совета какого-то со стороны старшего начальника. Выслушивать мнение опытных военнослужащих, входить взаимодействие с личным составом, потому что опыт жизненный у всех разный, кто-то уже сталкивался определенной задачей и может посоветовать. То есть, в нет этом ничего плохого, чтобы с рядовым составом обсудить поставленную задачу, потому что вам с ними в бой идти и выполнять задачу.
С глобальной ответственностью подходить к принятию решений. Надо понимать, что вы в ответе за жизни вашего личного состава. Думать головой и решения принимать только рассмотрев все возможные варианты.
Вы боевой офицер. Много ездите по России, встречаетесь с молодежью. Чем она дышит? Какие настроения у молодых?
– Нормальные настроения у молодых. В частности, с кем я встречаюсь, это все инициативные люди. Это не те, кто был загнан в аудиторию и кого заставили слушать меня. Те, кто со мной на встречу приходят, они уже приходят с мыслью о том, что у них есть вопросы. Вот, в частности, молодая гвардия, волонтерская рота, с кем я уже конкретно работал, юнармейцы, кадетские классы, ребята уже относительно выбрали свой путь. За всю страну, ведь я не могу сказать. С теми, с кем я общаюсь, у них интерес в глазах виден. Патриотизм в глазах горит. Главное не останавливаться и понимать, что от молодежи зависит наше будущее. Я тоже молодежь, можно сказать. И от меня зависит, и от них зависит. Самое главное, чтобы все научились взаимодействовать между собой. Должна быть связь между поколениями, чтобы старшее поколение, делилось полученным опытом, а молодежь принимала, и внедряла что-то новое.
Патриотическое воспитание, как не скатиться в муштру, как сделать его по-настоящему привлекающим подростков, а не подотчетными для галочки?
– Сложно, в этом надо очень сильно разбираться, чтобы понимать, чего мы хотим. 21 век, у всех есть свобода выбора, чем заниматься и так далее. И хорошо, что у нас начали появляться уроки мужества. Всё равно какую-то долю правильного воспитания они откладывают. Примеры, рассказы и так далее. Но это, естественно не должно быть насильственным, не должно быть так, что всех согнали и сказали сидеть и слушать. Я считаю, что если будут внушать насильственно что ты патриот, ты должен – нет, это должно быть объективно просто. На конкретных примерах, приглашать выдающихся людей, которые поделятся своим опытом, расскажут свои истории. Это может быть взаимодействие, проведение каких-то патриотических воспитательных программ.
«Струна» стал узнаваем по красному рюкзаку за спиной благодаря репортажам военкоров из Мариуполя: среди лязга гусениц и грохота боя боец в балаклаве спокойно и с поразительным самообладанием руководил подразделениями
В 2022 году вся страна узнала вас, как «морпеха с красным рюкзаком». Откуда он вообще появился?
-Если кратко. Ранее я рассказывал про «Дом Павлова», мы пошли на задачу, попали в окружение, техника с имуществом, была подбита, имущество всё сгорело. Постепенно, когда выполняли задачи, я всё больше и больше брал с собой необходимых средств для связи: радиостанции, аккумуляторы и так далее. Мне уже некуда было их девать. Бойцы это заметили и таким образом обо мне позаботились, принеся мне этот красный рюкзак. То есть могу сказать, что мое удобство для них тоже было важно, поэтому они нашли хотя бы что-то, что смогли. Естественно, мы не имели возможности выехать туда, где я мог приобрести какое-либо имущество.
«Хочу, чтобы этот позывной и образ этого красного рюкзака сохранился, как обозначающий всех командиров морской пехоты, в принципе любого командира» – так вы отвечали, когда вас спрашивали, почему вы всё время в маске. Сейчас вы с открытым лицом. Почему отменили свой «обет»?
– На тот момент я говорил, что все равно большинство офицеров, действуют также в интересах своего личного состава и не боясь, не скрываясь от противника наносят ему огневое поражение, лицом к лицу стоят. И только для того, чтобы, выполнить задачу и, ответственно, отнестись к тому, что за твоими плечами жизни твоих солдат, и их надо максимально уберечь. Поэтому я и говорил, что обозначают всех командиров в принципе, в маске я был определенный период. Я просто не хотел, чтобы это было на моей личности, и оно в принципе, так и остается. Я есть я. Так скажем, то, что уже и песня написана и, может быть, какие-то ролики. Я конечно имею небольшую гордость за то, что мои действия были оценены так высоко, но считаю, что многие поступили бы, поступают и будут поступать так же ради своих бойцов, выполнять задачи и ради защиты интересов нашего государства. Сейчас с открытым лицом просто в определенный период, я посчитал, что обязан тем, кто повлиял на формирование меня уже после ранения, то есть воодушевил меня чем-то, может быть, где-то поддержку оказал. Этим людям я должен сказать слова благодарности и уже от себя, то есть с открытым лицом, не как от позывного «струны», а как от Владислава Николаевича. Естественно, я не мог в маске сидеть когда давал интервью. Это не было каким-то обетом, это была просто моя инициатива.
Реально ли вернуться в действующую армию, как ваш фронтовой друг Рокот?
– Я на данный момент занимаю должность, прохожу службу в вооруженных силах. В той деятельности которой я сейчас занимаюсь у нас много задач которые необходимо решить. А касаемо фронта, я прямо скажу, что фронт не для того человека, кто потерял конечность. Там нужно быть мобильным, там нужно быть очень резким, внимательным и так далее. А когда у тебя такие последствия, что двигаться, ты можешь меньше и не так быстро, а утруждать еще кого-то, не дай бог эвакуация снова. Я знаю ребят, которые сидят и управляют беспилотниками, но это уже не то. Я сейчас буду больше работать в общественном направлении с людьми, решать проблемные вопросы, на своем опыте показывать, как нужно преодолеть трудности, а ребятам которые сейчас выполняют или будут выполнять боевые задачи хочу посоветовать быть аккуратнее, и беречь себя.
Ваше виденье места ветеранов СВО в мирной жизни, когда спецоперация закончится. Готово ли общество к новой элите, о которой говорил президент?
– Надо понимать, что разные категории военнослужащих принимают участие на СВО сейчас. Кто-то демобилизуется, вернётся к своей обычной жизни, кто-то будет какие-то трудности преодолевать. Действующие военнослужащие – тоже вопрос: одни останутся дальше служить, некоторые пойдут получать дополнительное образование. Если правительство дает поддержку нам, всем ветеранам СВО, то это большой плюс, большой знак для нас. Естественно, должно продолжаться взаимодействие между военнослужащими. Для этого, в принципе, сейчас в регионах создаются общественные движения, создаются проекты направленные на это. Мое мнение – главное, чтобы человек в себе не замкнулся, а был готов действовать дальше.
